Глава 4. Грибы и рябиновка
Наши поездки в гости к Тимофею Георгиевичу стали достаточно традиционными и первые годы после окончания школы мы виделись, как правило, раза два в год. Сначала я ездил в составе нашего бывшего школьного радиокомитета – Галя Алексеева, Толя Гусаров, Лена Рыбинская, частенько мы выбирались вдвоем с Сережей Подображиным, с которым в то время дружили, иногда я приезжал один, а потом все чаще стал ездить с ребятами из нашего класса.
Что тянуло нас к Тимофею Георгиевичу? Думаю, что большинству из нас хотелось вновь и вновь прикоснуться, хотя бы в памяти, к тому моменту своей жизни, от которого шел “стартовый отсчет” всего нашего последующего пути. Хотелось сверить свои сегодняшние действия, свои мысли и поступки с тем, что было в тебя заложено на самом начальном этапе твоей биографии. И Тимофей Георгиевич, образно говоря, служил тем камертоном, по которому происходила эта “проверка” и эта “настройка”.
С каждым годом мы все более явственно осознавали ту роль, которую он сыграл в нашей судьбе. Кроме того, как повелось еще с древности, благодарность учителю, как и благодарность родителям, всегда были признаками достойного человека. И, как мне кажется, большинство учеников Тимофея Георгиевича эту проверку выдержали.
Спектр тем, которые мы затрагивали во время наших встреч, был очень широк. Среди прочих неоднократно обсуждалась и тема сельского хозяйства, тема крестьянского быта, как сейчас, так и в прежние времена. Тимофей Георгиевич знал об этом не понаслышке, сам он был выходцем из деревни и помнил все очень хорошо.
Как-то раз, находясь у него, я вспомнил стихотворение С. Есенина, в котором были строки:
Пахнет рыхлыми драчёнами,
У порога в дежке квас,
Над печурками точёными
Тараканы лезут в паз.
Он тут же остановил меня.
– Не в дежке, а в дёжке, это сосуд такой.
То, что это сосуд, я понимал, просто тогда не знал, что слово “дежка” содержит букву “ё”, а не “е”. Но он-то со всем этим был хорошо знаком.
Из разговоров выяснилось, что мы с Тимофеем Георгиевичем земляки, смоляне. Он – из-под Рославля, а я – из-под Гжатска (ныне Гагарин). Более того, оказалось, что наши предки – его отец и мой дед по отцовской линии – занимались одним и тем же ремеслом – были синельщиками. Согласно словарю, синельщики – это кустарные мастера, занимавшиеся набойкой и окраской холстов, преимущественно в синий цвет.
Как выходец из сельской местности, Тимофей Георгиевич очень хорошо относился к грибам и любил собирать их. Летом он снимал дачу под Москвой, в Перхушково. Там в грибное время, не смотря на обилие дачников, можно было кое-что из грибов не только собрать, но даже и заготовить впрок.
Во время одного из разговоров о грибах я вспомнил, что недавно читал книжечку В. Солоухина “Третья охота”, посвященную как грибам, так и всяким традициям, с ними связанным. Тимофей Георгиевич заинтересовался ею, и я вскоре принес ему эту книжку.
Первый результат знакомства с грибной прозой Солоухина проявился в самое ближайшее время. В следующий наш приезд Тимофей Георгиевич, усмехаясь в усы, достал из буфета графин с рябиновой настойкой и поставил на стол. Настойка взяла от рябины желтовато-красноватый оттенок, была очень ароматна и необычайно вкусна.
Описанный у Солоухина способ ее приготовления чрезвычайно прост: в графин засыпались две-три горсти ягод рябины, и туда же выливалась бутылка водки. Неделя, другая настаивания, и фирменная “рябиновка” была готова.
Надо сказать, что водка, продаваемая в то время в магазинах, была совершенно непотребного качества. Какой-нибудь калужский, смоленский или тульский “сучок” с жутким запахом сивухи и отвратительным вкусом. “Как только ее беспартийные пьют?” – спрашивалось в одном из анекдотов той поры.
Рябина же делала с этой неудобоваримой жидкостью просто чудеса. Она впитывала в себя все сивушные масла и отдавала напитку свой вкус, цвет и аромат. Графин стоял в буфете, при комнатной температуре, и, тем не менее, эта настойка, даже теплая, пилась с большим удовольствием. И крепость ее (по-прежнему 40 градусов) практически не ощущалась. Во рту оставался и перекатывался вкус горьковатой рябины, словно только что ты взял ягоду, положил в рот и раскусил.
С этих пор и почти до самых последних своих дней, пока еще хватало сил собирать рябину, Тимофей Георгиевич угощал нас рябиновкой. А на закуску, особенно во время осенних посещений, были маринованные или соленые грибы. Несколько раз на столе среди прочей снеди появлялась его особая гордость – баночка белых грибов.
Я тоже любил собирать грибы и неплохо в них разбирался – частые грибные вылазки с родителями приучили меня к этому. По виду белых грибов я определил, что это еловые белые, т.е. растущие в еловом лесу, ельнике, чем, вообще говоря, немало удивил Тимофея Георгиевича. Он после этого стал относиться к моим грибным познаниям с некоторым уважением.
Как-то раз, когда мы были у него с Сережей Подображиным, Тимофей Георгиевич угостил нас солеными грибами и попросил сказать, какие это, по нашему мнению, грибы. Грибы были черные и по цвету напоминали свинушки, но консистенция была совсем иной. Скорее по какому-то наитию, чем по убеждению, я сказал:
– Валуи! –
– Ну, ты бы хоть промолчал – недовольно произнес Тимофей Георгиевич, –
– Дал бы Сереже подумать.
Это, действительно, были валуи. Просто Тимофей Георгиевич первый раз готовил их и, по-видимому, не в полной мере выдержал рецептуру приготовления. Надо сказать, что на встрече нашего класса в 2008 году замечательными солеными валуями угощал нас Олег Кислов, большой любитель и знаток “тихой грибной охоты”.
С белыми грибами у Тимофея Георгиевича произошла еще вот какая история. Он лечился в хозрасчетной поликлинике, по-моему, у офтальмолога, и когда лечение закончилось, захотел отблагодарить врача. Предлагать врачу что-либо из крепких напитков он считал неудобным и решил преподнести ему банку маринованных белых грибов. Грибы сквозь стекло банки смотрелись как на картинке – шляпка к шляпке, аппетитно чрезвычайно. И в последний свой визит в поликлинику он презентовал эту банку врачу.
– О! – воскликнул тот – закуска есть!
Тут-то Тимофею Георгиевичу стало ясно, что этот врач не отказался бы и от бутылки водки, и он потом долго сетовал на свою несообразительность – надо было, считал он, и водку с собой захватить.
Кроме белых Тимофею Георгиевичу также удавалось собирать в заметном количестве чернушки. Но тут и гриб был другой, и продукт из него получался тоже другого качества. Кастрюля с солеными чернушками стояла на коммунальной кухне, при комнатной температуре и единственным консервантом в этом случае была соль. Кроме того, если тряпочка, положенная сверху на грибы, высыхала, то надо было обязательно налить сверху концентрированный рассол, чтобы грибы не испортились. Поэтому, когда чернушки укладывались на тарелку, а доставался из кастрюли, естественно, самый верхний слой грибов, ничего, кроме соли, не ощущалось. Соль разве что не хрустела на зубах. Но сказать об этом Тимофею Георгиевичу было неудобно, и мы во всю закусывали рябиновку “по настоящему” солеными грибами.
|
