Глава 7. "Ой, да не вечер..."
Тимофей Георгиевич был не только тонким знатоком и большим любителем оперного пения. Он очень хорошо знал народные песни, разбирался в поэзии, ведь не случайно в его личной библиотеке стояли собрания сочинений ряда поэтов, приобретенные задолго до того, как мода на подобранные по цветам корешки книг классиков распространилась в мещанской московской среде.
Однажды я, приехав с гитарой, попытался заинтересовать его бардовскими песнями. Популярная в то время у туристов песня А. Городницкого “Деревянные города”:
Укрыта льдом зеленая вода,
Летят на юг, перекликаясь, птицы.
А я иду по деревянным городам,
Где мостовые скрипят, как половицы
его не очень заинтересовала. Но когда я начал песню А. Дольского “Сентябрь”:
Дожди забренчали сонаты
По клавишам мокнущих дней,
И труб водосточных стаккато
Органных тонов не бедней,
он как-то сразу преобразился.
– Какая замечательная поэзия – сказал он. – Чье это?
Я рассказал то немногое, что знал о песнях Дольского и о его лирике.
Как-то раз, в начале семидесятых, мы были у Тимофея Георгиевича с Рустамом Максудовым. И Тимофей Георгиевич спросил нас:
– Как вы думаете, ребята, кого из двух поэтов – Лермонтова или Твардовского – можно считать гением?
Рустам тогда работал редактором в одном из технических издательств, достаточно много читал, был в курсе новинок литературной жизни, так что ему были и карты в руки. Он сказал:
– Ну, конечно, гений – Твардовский, а Лермонтов – так, талант.
При слове “талант” он небрежно махнул рукой, как бы отбрасывая тем самым Лермонтова на задворки литературы.
Думаю, что Рустам, на самом деле, лукавил. Почему? Не знаю. Он глубокий, образованный человек и, полагаю, вполне адекватно представлял себе значение Лермонтова для русской литературы и русской поэзии. Нелишне напомнить также, что популярность Твардовского в те годы в среде интеллигенции была очень высокой.
– Ну, а ты, Женя, как думаешь? – спросил меня Тимофей Георгиевич.
Я сказал, что, безусловно, Лермонтов – гений. У него, на мой взгляд, лучшая проза в русской литературе (роман “Герой нашего времени”), у него замечательные поэмы и стихи, некоторые из которых стали практически народными песнями. И как жалко, что ему было отпущено всего двадцать шесть лет.
Что же касается Твардовского, то его стихи тоже гениальны:
Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда …
Кому память, кому слава,
Кому темная вода, –
Эти строки как врубились в память при первом прочтении, так не забываются до сих пор.
Тимофей Георгиевич взял небольшую паузу, а потом сказал:
– Ты знаешь, я соглашусь с тобой,– гениальны оба.
В одно из наших посещений мы были у Тимофея Георгиевича втроем – Женя Рыжов, Рустам и я. Тимофей Георгиевич завел разговор на тему, которую он и раньше поднимал во время наших приездов. Его волновало, что некоторые современные эстрадные певцы и вокальные группы, взявшись за исполнение хорошо известных музыкальных произведений, песен, существенно перерабатывали их. Так что в итоге оригинал очень сильно искажался, а в ряде случаев от него вообще оставались “рожки да ножки”.
– Как вы к этому относитесь? – спросил он.
Мы стали обсуждать эту тему, но попутно выявилась еще одна. Отдельные исполнители стали петь песни в сопровождении тех музыкальных инструментов, для которых эти песни, вообще говоря, не были предназначены. Поскольку для 70-х годов было характерным очень широкое распространение гитары, то под гитару стали петь все – эстраду, джаз, народные песни.
Мне вспомнилась Жанна Бичевская, звезда которой тогда только-только всходила на нашем песенном небосклоне. Она исполняла русские народные песни под аккомпанемент классической шестиструнной гитары. Я сказал, что, конечно, можно спорить, насколько хороши народные песни в ее исполнении – мне-то они нравятся, – но главное, что она знакомит нас с очень интересными произведениями, которые до нее широкому кругу слушателей были неизвестны. В частности, благодаря ей я узнал песню “Ой, да не вечер”, другое название – “Сон Стеньки Разина”.
Оказалось, что и Женя, и Рустам тоже знают и любят эту песню.
– Спойте, ребята,– попросил Тимофей Георгиевич.
Это предложение было достаточно неожиданным, но делать было нечего. Мы собрались с духом и запели. Старались подстраиваться друг под друга, не выделяться и не перебивать один другого. Ведь ни спевок, ни репетиций у нас до этого не было.
Тимофей Георгиевич очень внимательно слушал нас. Когда мы закончили, то он признался, что эта песня ему тоже была неизвестна.
– Знаете, ребята, а ведь вы поете так, как раньше пели русские мужики – сказал он.
Что конкретно он имел в виду, не знаю. Тогда не спросил, а сейчас можно только гадать.
С тех пор в каждую поездку к Тимофею Георгиевичу я стал брать гитару, чтобы не отдуваться “a cappella”. И каждый раз, после того, как мы вдоволь насладимся Окуджавой, Визбором, Высоцким и другими авторами, Тимофей Георгиевич просил:
– А теперь мою любимую. –
| 
